Денис Евстигнеев: "Богдан Ступка мастерски рассказывал анекдоты"

— Денис Евгеньевич, ваш последний фильм «Займемся любовью» вышел десять лет назад. После этого как режиссер вы не сняли ни одной картины. Зато с головой ушли в продюсирование. Почему так?

— Фильм «Займемся любовью» появился только потому, что сценарий мне показался  очень обаятельным: была в нем такая правильная тональность — ироничная, почти комедийная. У меня тогда было именно такое настроение — после серьезного фильма «Мама» хотелось сделать комедию. А не снимал... Вот найду сценарий интересный — сниму обязательно. Что касается продюсирования... Взять тот же сериал «Ясмин» («Интер»). В первую очередь мне интересна технологическая сторона. Двести серий, выработка — 25 минут фильма (количество отснятого материала. — Авт.) в день, качество картинки на уровне полного метра. Для меня это — огромный вызов. Всегда хотел попробовать, и вот возможность представилась.

— Говоря о современных сериалах, не кажутся ли они вам более оригинальными по сюжету, чем художественные фильмы?

— Мне кажется, не в сюжетах дело, а в жанровом обеднении. В нынешнем кино осталось всего три жанра: комедия, триллер и боевик. Мелодрама и драма исчезли из-за невостребованности. Конечно, попадаются интересные работы, но это скорее исключение из правил. На телевидении драматичные и мелодраматичные истории популярны, их смотрят. Поэтому делать серьезное, чувственное кино сегодня можно только на телевидении. В драматургии есть три цели для героев: любовь, деньги и власть. Еще Шекспир об этом говорил. Поэтому всегда есть что сказать о любви. Другое дело, как о ней говорить, какую форму выбрать, чтобы заинтересовать зрителя.

В «Ясмин» мы вышли из зоны банальности за счет фактуры. Мы решили уйти от клаустрофобии дневных сериалов, где все действия происходят в одной комнате. Декорации, созданные художником-постановщиком Сергеем Ивановым, дают совершенно другую картинку: качественную, радостную, достоверную. Это очень важно: зритель, привычный к бутафории и ограниченному пространству, воспринимает персонажей по-другому, он им верит. На мой взгляд, декорации в нашем сериале — это отдельный герой.

— Одной из ваших лучших работ в большом кино критики считают фильм «Мама». Как работалось с легендарной Нонной Мордюковой?

— С Нонной Викторовной мы познакомились раньше. Снимали для ОРТ (сейчас — «Первый канал») серию роликов «Русский проект». В одном из них Нонна Викторовна и Римма Васильевна Маркова сыграли шпалоукладчиц, вспоминающих свою жизнь. Во время работы над роликом мы очень подружились. Я всегда восхищался  Мордюковой. Ее органика — это даже не актерство, а нечто похожее на стихию — на ураган. Конечно, после знакомства с Нонной Викторовной хотел сделать с ней фильм. Попалась история Овечкиных — многодетной семьи, которая в 1988 году захватила самолет, чтобы сбежать из СССР. С Арифом Алиевым написали сценарий, получился фильм «Мама», в котором Мордюкова и сыграла главную роль. Я счастлив, что в моей жизни была такая актриса.

— Год назад умер Богдан Ступка. Вы продюсировали проект «Взять Тарантину» с ним в главной роли. Пересекались с Богданом Сильвестровичем на площадке?

— Мы были в Лос-Анджелесе и проводили вместе почти все время. Это общение было запоминающимся. Богдан Сильвестрович был не только выдающимся артистом, но и невероятно обаятельным человеком. Столько знал смешных историй, анекдотов, баек... Я не встречал людей, которые знали бы их в таком количестве. На каждый случай, который происходил на площадке, у него был свой рассказ. 

— Владимир Машков и Евгений Миронов, сыгравшие главные роли в вашем дебютном фильме «Лимита», были вашими друзьями?

— Они ими стали. Сначала я познакомился с Володей Машковым. Он  сразу был утвержден на роль Ивана. С Женей Мироновым история была сложней. В сценарии фильма был прописан юноша еврейской наружности Миша Вулах, и мы искали среди артистов человека с семитской внешностью. Найти не могли. Как-то Володя Машков пригласил меня на спектакль «Матросская тишина», где он играл отца, а Женя Миронов — сына. До этого Женю я практически не видел, и в «Матросской тишине» он мне так понравился, что сразу после спектакля пригласил его на пробы. Не смутило даже, что внешность у него не семитская. Он пришел на «Мосфильм», на него надели парик, очки, и Женя внутренне преобразился, стал абсолютным Мишей Вулахом, за которого в 1994 году получил «Нику» (в категории «За лучшую мужскую роль»).

— Где вы смогли найти деньги на «Лимиту»?

— Это был 1992 год — время, когда советский кинематограф с его системой финансирования уже умирал, а нового еще не было. Фильмы делались на спонсорскую помощь. У меня был близкий друг Сергей Мажаров, который трагически погиб в 1994 году. Сергей эмигрировал на Запад еще в советское время, а после развала СССР дал о себе знать. Он был неординарным и богатым человеком. Хотел сделать фильм, предложил, и я согласился. Так появилась «Лимита», а я стал режиссером.

— Вы возвращаетесь к своим работам, пересматриваете?

— Никогда. Не храню дома — нет у меня на полках дисков в подарочной упаковке. Не дарю друзьям. Не возвращаюсь к сделанному. Не вижу необходимости обсуждать или по-новому оценивать. В театре это имеет какой-то смысл, поскольку это дело живое, каждодневное: там можно артистам сказать, что сегодня они играли не совсем так, как задумывали. В кино это невозможно: ничего уже не переделаешь.  

— Вы читаете отзывы о своих работах? Как относитесь к критике?

— К серьезной критике отношусь с уважением. Точно так же отношусь и к отзывам в интернете. Делю, конечно, все сказанное на тысячу, но читаю. Мне кажется, в сетевых комментариях иногда больше правды, чем в заумных киноведческих статьях.

— Вы для себя определили, зачем вы в профессии?

— У меня это получается. Я всегда хотел быть в кино, кем — не важно. Понимал, что на  режиссерский сразу после школы — бесперспективный номер, поэтому пошел на операторский факультет. Потом жизнь так повернулась, что я стал режиссером, сейчас — продюсером. Но в любой момент могу вернуться в режиссуру, если появится  сценарий, в который влюблюсь. 

— Почему нет хороших сценариев: некому писать или перевелись интересные темы?

— Талантливые сценаристы сегодня действительно в дефиците. Да и время такое... скорее безвременье. Нельзя создать драму на пустом месте. Она должна из жизни вырастать, а сегодня процессы какие-то невидимые. Например, очень легко описать эпоху девяностых, потому что она была яркая и воспринимается уже как миф. Кино вообще пользуется мифами: опирается на представления, сформированные и принятые зрителем. Именно поэтому очень легко делать кино про девяностые и очень сложно — про двухтысячные. Нет еще картины времени.

— Ходят слухи, что в будущем вы можете стать руководителем «Современника», сменив маму на ее посту. Так ли это?

— Ну что вы! Это полнейший бред (смеется).

Хочешь узнать больше - читай отзывы

segodnya.ua